ЧЕТЫРЕ ЕВАНГЕЛИЯ Игумен Владимир (Маслов)

ЧЕТЫРЕ ЕВАНГЕЛИЯ Игумен Владимир (Маслов)

Человек, внимательно читающий Евангелия не может не заметить их отличий друг от друга. Прежде всего, очень сильно от остальных отличается Евангелие от Иоанна. Оно, как мы знаем, писалось как дополнение к остальным. Но, и каждое из трех других Евангелий тоже весьма своеобразно. Даже Евангелие от Марка, содержащее по оценкам лишь семь процентов текста, которого нет ни у одного из остальных евангелистов, - даже и оно тоже по-своему уникально в своей "зависимости" от других. С другой стороны, Евангелия от Матфея и от Луки при всей своей близости в описании общего плана событий содержат огромное количество частных отличий.

Как относится к этим различиям? Один из вариантов ответа - попытаться за всеми разночтениями увидеть единое повествование о жизни Христа и о Его учении. Главное в данном случае - это согласие между Евангелиями. Разночтения при этом воспринимаются либо как свидетельство своеобразия восприятия одних и тех же событий разными людьми, либо как свидетельство немощи человеческой не способной точно и однозначно воспроизвести то, что произошло "на самом деле". При таком подходе мы можем увидеть в разночтениях, в лучшем случае, отражение характера мировосприятия того или иного евангелиста. Однако, чаще наличие разночтений воспринимается людьми как некое досадное несовершенство, как недостаток, который желательно каким-либо образом исправить. Результатом трудов в этом направлении мы имеем Согласование Евангелий.

Попробуем, однако, на разногласия посмотреть не как на недостаток, а как на достоинство и попытаемся обнаружить в них источник новых смыслов, открывающихся лишь при сопоставлении Евангелий друг с другом.

Ключевая идея, дающая нам возможность взглянуть на хорошо известные нам Евангелия новым взглядом и увидеть то, чего мы ранее не видели, содержится в отрывке Евангелия от Марка:

"...подобно тому, как бы кто, отходя в путь и оставляя дом свой, дал

слугам своим власть и каждому свое дело, и приказал привратнику

бодрствовать. Итак, бодрствуйте; ибо не знаете, когда придет

хозяин дома: вечером, или в полночь, или в пение петухов, или

поутру; чтобы придя внезапно, не нашел вас спящими". (Мк. 13,34-36) Попробуем сопоставить четыре Евангелия четырем перечисленным периодам: "вечеру", "полночи", "пению петухов" и "утру". Сразу бросается в глаза, что если мы возьмем только начальный и конечный периоды, то получим словосочетание, которым заканчивается каждый день творения в книге Бытия: "И был вечер, и было утро..." То есть книга Бытия, повествуя о сотворении мира, дает нам результат творения, показывает, что Бог сотворил. Появление же двух дополнительных периодов: "полночь" и "пение петухов" позволяет нам надеяться, при сопоставлении Евангелий, обнаружить процесс творения, понять, как Бог творит мир.

О Христе Иоанн Богослов говорит следующее: "Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир". (Ин. 1,9). Непосредственными свидетелями этого Света были ближайшие ученики Господа Матфей и Иоанн. Поэтому естественно их Евангелия сопоставить с "вечером" и "утром" - периодами, когда есть свет. При этом, Евангелие от Иоанна соответствует, по-видимому, "утру". Во-первых, потому что оно написано было последним и, во-вторых, потому что о глубочайших вопросах взаимоотношения людей с Богом там говорится не прикровенно, не языком притч, а прямо. В этом Евангелие от Иоанна существенно отличается от остальных трех, которые гораздо больше согласуются друг с другом и потому названы синоптическими, т.е. "согласными". Евангелие от Матфея, в таком случае, соответствует "вечеру".

Имя евангелиста написавшего самое короткое Евангелие - Марк, что означает "сухой", "увядающий". В то же время, у него было и второе имя - Иоанн, означающее "благодать". Если сопоставить эти два имени, мы получаем Иоанн Марк - "увядающая, ослабевающая благодать". Естественно, что Евангелие, написанное им, мы сопоставляем с "полночью" - временем, наиболее удаленным от света, о котором, в свою очередь, Самим Богом сказано, что "он хорош" (Быт. 1,4).

Оставшееся Евангелие от Луки мы сопоставим периоду "пения петухов". Этот период замечателен тем, что глазами человек видит одно, а слышит о другом. Перед тем как запоет петух, очевидно, кругом темнота и ничто не предвещает приближения утра. Но вот петух запел, и хотя мы с той же очевидностью не обнаруживаем вокруг никаких изменений - как было темно, так темно и остается, - однако теперь, если мы понимаем, что пение петуха означает приближение утра, мы к появлению света можем уже как-то подготовиться.

Итак, Евангелие от Матфея соответствует "вечеру", Евангелие от Марка -"полночи", Евангелие от Луки - "пению петухов", а Евангелие от Иоанна - "утру". Попробуем теперь, сравнивая Евангелия друг с другом, обнаружить в них те или иные особенности четырех периодов общего цикла творения. Различия при таком подходе уже не будут выглядеть случайностью. Они могут иметь глубочайший смысл, характеризуя соответствующие им периоды и наполняя их конкретным содержанием. Думается, что если при этом мы обнаружим что-то для нас важное, то этот новый смысл как раз и будет оправданием исходной идеи, ибо "дерево познается по плоду" (Мф. 12,33; Лк. 6,44).

Прежде всего, обратим внимание на те места, где встречается фраза "Кто имеет уши слышать, да слышит!", т.к. она указывает, по-видимому, на наличие некоторых трудностей понимания сказанного. Интересно, что она неоднократно встречается во всех синоптических Евангелиях и ни разу в Евангелии от Иоанна. Тем не менее, использует эту фразу и Иоанн Богослов, но не в Евангелии, где практически нет притч, а в Откровении -книге, которую с очевидностью нельзя понимать буквально и которая требует истолкования.

Посмотрим теперь, на чем же именно акцентируют внимание евангелисты. Здесь мы обнаруживаем, что в разных Евангелиях выделены разные места. Так Матфей выделяет утверждение Иисуса о том, что Иоанн Креститель и есть "Илия, которому должно придти". (Мф. 11,14), а также притчу о талантах (Мф. 25, 14-30). У Марка Господь обращается к слышащим после утверждения: "Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека". (Мк. 7, 15) При этом важность сказанного подчеркивается тем, что Иисус перед этим, "призвав весь народ, говорил им: слушайте Меня все и разумейте". (Мк. 7, 14). Лука, в свою очередь, обращает внимание читателя также на весьма странном утверждении Христа: "Соль -добрая вещь; но, если соль потеряет силу, чем исправить ее? Ни в землю, ни в навоз не годится; вон выбрасывают ее". (Лк. 14, 34-35)

На фоне такого различия мнений, где расставить акценты, удивительным выглядит полное согласие синоптиков в том, что все они обращают внимание на притчу о сеятеле (Мф. 13, 3-9; Мк. 4, 3-9; Лк. 8, 5-8). Более того, повторное обращение к "имеющим уши" появляется после того, как Господь объясняет ученикам значение этой притчи (Мк. 4,23; Лк. 8,15). У Матфея это повторное обращение тоже есть, но появляется оно после толкования другой притчи о пшенице и плевелах (Мф. 13,43). Очевидно, что притча о сеятеле выделена особо и выделенность эта связана, по-видимому, с тем, что речь здесь идет о том, как понимается слово Божие. Об этом же свидетельствуют и слова Христа "не понимаете этой притчи? Как же вам уразуметь все притчи? " (Мк. 4,13).

Все притчи... А сколько их в Евангелиях? Иногда евангелисты, рассказывая ту или иную историю, прямо называют ее притчей. Но таких притч не так уж и много. В то же время, как Матфей, так и Марк утверждают, что, разговаривая с народом, Иисус

постоянно говорил именно притчами, главное содержание которых для большинства слушателей оставалось сокрытым: "...без притчи не говорил им... " (Мф. 13,34; Мк. 4,34). Марк же затем добавляет: "а ученикам наедине изъяснял все ". Лишь в конце своей земной жизни Господь говорит: "Доселе Я говорил вам притчами; но вот наступает время, когда уже не буду говорить вам притчами, но прямо возвещу вам об Отце" (Ин. 16,25) Ученикам не терпится дождаться этого времени, им кажется, что вот оно уже и наступило. И они говорят: "вот, теперь Ты прямо говоришь, и притчи не говоришь никакой" (Ин. 16,29) Им кажется, что они уже видят, уже веруют, уже понимают. Но Господь тут же отрезвляет их: "...теперь веруете? Вот, наступает час, и настал уже, что вы рассеетесь, каждый в свою сторону и Меня оставите одного... " (Ин. 16,31-32).

Оказывается, что и в данном случае ученики, считая, что они поняли своего Учителя, на самом деле поняли не то, что Он хотел сказать. Опять сказанное Христом оказалось для учеников притчей. Но не потому, что от них хотели что-то скрыть, а потому, что они не смогли "вместить", будучи в то же время уверенными, что все поняли. Исходя из сказанного, давайте, и мы попробуем посмотреть на Евангелия как на Притчу, где не только сказанное, но и сделанное Христом и другими людьми кроме прямого лежащего на поверхности смысла имеет еще и другой, превосходнейший смысл.

Обратим внимание на чисто внешнее соответствие между обозначенными у Марка четырьмя периодами суток и четырьмя разными почвами, на которые попадает семя в притче о сеятеле. В трех первых случаях зерно не дает плода, зато семя, попавшее на добрую почву, с лихвой возмещает все потери. Также и свет, о котором сказано, что "он хорош" (Быт 1,4) прибывает только утром, а предыдущие три периода оказываются "бесплодными". А нет ли здесь и другого, более глубокого, соответствия?

С большим трудом воспринимается людьми слово Божие, о котором говорится в притче о сеятеле. Пока есть свет, т.е. в жизни человека все благополучно ему это слово не нужно, потому что при свете и так все "очевидно" и понятно. Жизнь представляется ему ровной прямой дорогой. Но упавшее при дороге семя обращенного к нему слова даже не прорастает. Человек не слышит Бога и не замечает, что идет туда, где тьма. Свет истины для него постепенно слабеет, т.е. человек живет в период, который мы обозначили как "вечер".

В какой-то момент человек, однако, обнаруживает, что в жизни его что-то не благополучно. Начинает ощущать, что он живет не в свете, а во тьме. В это время он был бы рад получить помощь. Поэтому когда ему говорят о Спасителе, о Его любви к нам, человек подобно апостолу Петру, имя которого означает "камень", с радостью принимает это слово. Однако, оказывается, что одной простодушной веры недостаточно. Если на "каменистой почве" мало земли (мировоззрение человека еще неразвито), если не хватает воды (мал жизненный опыт), то семя не может укорениться и вырасти. Когда начинаются испытания, наивная вера, как правило, их не выдерживает. Этот период потери веры, период разочарований есть "полночь".

Тем не менее, жить во тьме разочарования и неверия для человека неестественно. Даже если жизнь постоянно "доказывает" нам что мы живем в падшем мире, где царствует злоба и ложь, а не любовь и истина соглашаться с этим как-то очень не хочется. Человеку естественно верить, что он что-то может изменить в своей жизни к лучшему. Подобно тому, как петух пробуждает нас встречать утро, Господь вновь и вновь дает нам силы веровать, что ночь разочарований может закончиться. Но вот беда, привыкнув к жизни во тьме, мы перестаем надеяться увидеть в жизни любовь Божию. Согласившись с мыслью, что Бог недостижим, все силы своей души мы направляем лишь на то, чтобы поудобнее устроиться в том мире, который есть. Заботясь лишь об устройстве своих дел, мы забываем ради чего, в конечном итоге, мы все эти дела делаем. Земля становится плодородной, но произрастают на ней до времени тернии.

Когда же наступает исполнение времен, добрая земля начинает давать и добрый плод. Однако, если плоды есть, но мы их не видим, не знаем об их существовании, то это равнозначно тому, что их для нас нет. По настоящему "добро" становится добром только тогда, когда мы можем им воспользоваться. Лишь когда оно осознается нами, "видится", -тогда только мы можем говорить и о существовании света, который "хорош" и которого мы так ждем.

Четыре почвы, упоминаемые в притче о сеятеле достаточно хорошо соответствуют четырем периодам цикла творения, но чтобы увидеть это соответствие необходимо внимательно в этом направлении посмотреть. Так и ученики Христовы догадались, что рассказана им не просто история о том, как нужно сеять семена, а сказано нечто большее. "Когда же остался без народа, окружающие Его, вместе с Двенадцатью, спросили Его о притче. И сказал им: вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах" (Мк. 4,10-11). То есть, чтобы обнаружить тот смысл, ради которого рассказана притча, нужно вначале догадаться, что этот смысл есть, но ты его не видишь. А затем спросит Того, Кто знает, чтобы Он показал нам этот настоящий смысл. Вначале нужно "ослепнуть", а затем "прозреть". В этом контексте совершенно понятным тогда становится странное утверждение Иисуса: "на суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы ". (Ин. 9,39).

Займемся теперь непосредственно сравнением Евангелий друг с другом. Здесь, прежде всего, интересно сопоставить, как в разных Евангелиях говорится о "наибольшей заповеди". Вот что говорит Матфей: "...законник, искушая Его, спросил, говоря: Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: "возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим ": сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: "возлюби ближнего твоего, как самого себя ". На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки ". (Мф. 22, 35-40).

Хотя Евангелие от Марка самое короткое, евангелист акцентирует внимание на самом-самом для него важном. У него тот же эпизод расписан намного подробнее: "Один из книжников, слыша их прения и видя, что Иисус хорошо им отвечал, подошел и спросил Его: какая первая из всех заповедей? Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: слушай Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею": вот первая заповедь. Вторая подобная ей: "возлюби ближнего твоего, как самого себя ". Иной большей сих заповедей нет. Книжник сказал Ему: хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог, и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем, и всем умом, и всею душею, и всею крепостию, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв. Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия". (Мк. 12, 28-34).

И теперь третий отрывок из Евангелия от Луки: "...один законник встал, и, искушая Его, сказал: Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Он же сказал ему: в законе что написано, как читаешь? Он сказал в ответ: "возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя ". Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай и будешь жить " (Лк. 10,25-28).

Мы видим, что в первом случае человек спрашивает, и Господь сразу ему отвечает. На этом все и заканчивается. Во втором случае человек уже не просто слушает; он подтверждает, что услышал, понял сказанное и согласен с ним. В третьем случае на заданный вопрос Иисус Сам не отвечает, а спрашивает человека, как тот понимает Закон. И лишь услышав правильный ответ, уже Он подтверждает сказанное. То есть мы видим три этапа постепенного усвоения человеком Слова Божия.

Важно отметить, что настоящее понимание достигается не тогда, когда человек услышал и не тогда даже когда смог повторить сказанное, а лишь тогда, когда сказанное

усвоено, стало "своим" знанием. Но и это понимание еще не есть совершенство; это период "пения петухов" предваряющий утро, но еще не само утро. "Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай и будешь жить" (Лк. 10,28) После подтверждения правильности понимания человеком Писаний Господь добавляет: "так поступай и будешь жить". То есть правильно понятое необходимо еще исполнить.

Когда же мы пытаемся исполнять, то, как правило, обнаруживается, что получается отнюдь не все. Что в этом случае делать? - Можно продолжать настаивать на том, что я понял все правильно и пытаться достичь цели, несмотря на явные неудачи. Но возможен и такой вариант, что чего-то я недопонял, чего-то недоучел. То есть возникает необходимость обращаться к Богу с новыми вопросами и просьбами. Обращаешься, просишь и... не получаешь. И ладно, если речь идет о чем-то второстепенном. А если речь идет о "хлебе насущном", т.е. о том, что тебе действительно очень нужно. Как поступать в таких случаях: отступать или продолжать настаивать?

В Евангелиях от Матфея и от Луки Господь говорит в этом случае одно и то же: "просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам " (Мф. 7,7; Лк. 11,9). И в том, и в другом Евангелии также есть притчи о "стучащих". Однако, как по-разному они заканчиваются! В притче о десяти девах (Мф 25,1-13) пять неразумных дев, не приготовившихся к встрече жениха, оказались вне брачного пира. Они стучали, - им ответили отказом. На этом все и закончилось. Совсем иное мы находим у Луки. В притче о докучливом друге (Лк. 11,5-8) человек также просит дать ему для друга взаймы три хлеба и получает отказ. Но на этом Господь свою притчу не заканчивает. Он Сам советует в таких случаях не отступать: "Если, говорю вам, он не встанет и не даст ему по дружбе с ним, то по неотступности его, встав, даст ему, сколько просит". (Лк. 11,8).

Если понимать данную притчу с позиций общепринятых человеческих норм поведения, совет этот покажется, как минимум, странным. Ведь просящему был дан такой ответ: "не беспокой меня, двери уже заперты, и дети мои со мною не постели", после которого продолжать просить кажется, просто безнравственно. Однако, восприятие будет совсем другим, когда мы поймем, что полночь, в которую друг просит хлеба, если не стучать и не просить этого "хлеба ", сама по себе не кончится никогда.

Для Евангелия от Луки вообще характерно указание на важность настойчивости. В притче о неправедном судье (Лк. 18,1-8) судья также отказывался защитить вдову от соперника, однако по ее настойчивым просьбам помощь ей все же была оказана. В притче о заблудшей овце (Лк. 15,3-7) и о потерянной драхме (Лк. 15,8-10) пастырь ищет овцу и женщина ищет драхму до тех пор, пока не найдут их. В то же время у Матфея пастырь тоже ищет заблудшую овцу и о ней также бывает радость, но только "если случится найти ее" (Мф. 18,12-13).

Тем не менее, и у Луки настойчивость не возводится в абсолют как безусловное благо. И настойчивость не всегда приносит плоды. Вот что Господь говорит в Евангелии от Луки: "подвизайтесь войти сквозь тесные врата, ибо, сказываю вам, многие поищут войти, и не возмогут. Когда хозяин дома встанет и затворит двери, тогда вы, стоя вне, станете стучать в двери и говорить: "Господи! Господи! отвори нам"; но Он скажет вам в ответ: "не знаю вас, откуда вы ". Тогда станете говорить: "мы ели и пили пред Тобою, и на улицах наших учил Ты ". Но Он скажет: "говорю вам: не знаю вас, откуда вы; отойдите от Меня делатели неправды "". (Лк. 13,24-27) То есть, и настойчивость должна быть оправдана.

Если мы настойчивы в достижении своих целей, то, по-видимому, будем добиваться желаемого чаще. В частности, желающий обогатиться может получить богатство. Но Господь предостерегает: "смотрите, берегитесь любостяжания; ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения" (Лк. 12,15). Лука, Евангелие которого соответствует почве, на которой произрастают терния "забот, богатства и наслаждений житейских''(Лк. 8,14), вообще гораздо больше других евангелистов говорит о богатстве.

Так, только у Луки рассказывается притча о безумном богаче (Лк. 12,16-21). Только в его Евангелии есть притча о богатом человеке и нищем Лазаре (Лк. 16,19-31) в которой говорится о мучениях ожидающих богатого после смерти. Только в Евангелии от Луки Господь восклицает: "...горе вам, богатые! ибо вы получили свое утешение". (Лк. 6,24).

В то же время у Луки рассказывается история о богатом мытаре Закхее, который обещал половину своего имения раздать нищим и четверицею возместить, если кого чем обидел (Лк. 19,1-10). Там же мы находим и притчу о неверном управителе, который расточал имение своего богатого господина и, в конце концов, получил от него похвалу (Лк. 16,1-9).

Оказывается, богатство, к которому обычно люди стремятся, таит в себе и немалую опасность. Мы легко понимаем проблемы, проистекающие от недостатка благ. В Евангелиях от Матфея (Мф. 14,22-33), от Марка (Мк. 6,45-52) и от Иоанна (Ин. 6,16-21) рассказывается история о том, как Иисус шел по воде к своим ученикам. Когда Господа не было в лодке, начиналась буря, грозившая ученикам гибелью. Но стоило Ему войти в лодку, как буря быстро прекращалась. Этой истории у Луки нет. Но у него, с другой стороны, рассказывается о чудесном лове рыбы (Лк. 5,1-11). Здесь ситуация обратная. В присутствии Христа рыбаки поймали так много рыбы, что и сеть прорывалась, и лодки наполненные рыбой начинали тонуть. И далее говорится, что ужас объял Петра и всех, бывших с ним от этого лова рыб.

Лодки не вмещают пойманных рыб и начинают тонуть, хранилища не вмещают богатый урожай, в результате чего им грозит разрушение (Лк. 12,13-21). Но то же самое, по-видимому, происходит и с человеком, который не может вместить слово Божие. Не даром Господь сказал: "...ищете убить Меня, потому что слово Мое не вмещается в вас" (Ин. 8,37). То есть существуют проблемы связанные не только с недостатком благ, но и с их преизбытком. Проблемы эти также противоположны, как противоположны добро и зло. И также взаимосвязаны... Решение же и тех и других, скорее всего, будет найдено на пути нахождения меры, т.е. чего-то третьего, заданного не нами, но Богом.

Плоды своих трудов, решения поставленных нами задач мы часто получаем отнюдь не сразу. Что же делать, если плодов все нет и нет? Как отнестись к делу, которое делали или к человеку, на которого надеялись, если они наших надежд не оправдали? Оказывается, разные Евангелия говорят на этот счет разное. Так, в Евангелиях от Матфея (Мф. 21,18-22) и от Марка (Мк. 11,12-14 и 20-23) рассказывается история о проклятии бесплодной смоковницы. Иисус взалкал и подошел к смоковнице, надеясь найти на ней плоды. Но плодов там не оказалось, и Христос сказал: "да не будет же впредь от тебя плода вовек" (Мф. 21,19) и смоковница засохла.

У Луки этой истории нет. Наоборот, лишь в его Евангелии есть притча о бесплодной смоковнице, направленность которой противоположная. Хозяин виноградника хотел срубить посаженную там смоковницу, но виноградарь упросил его подождать: "оставь ее и на этот год, пока я окопаю ее и обложу навозом: не принесет ли плода; если же нет, то в следующий год срубишь ее" (Лк. 13,8-9).

Если время "пения петухов" для смоковницы наиболее благоприятное, время, когда она ощущает о себе наибольшую заботу, то "полночь", наоборот, время самое тяжелое. Только в Евангелии от Марка, соответствующего "полночи", мы встречаемся со странным дополнением: "не время было собирания смокв" (Мк. 11,13). С одной стороны, понятно, что ожидать плодов от смоковницы-человека менее всего можно именно в полночь, когда человек наиболее всего удален от Света истинного, от Бога. Но, с другой стороны, все равно непонятно за что же смоковницу проклинать, если, казалось бы, она не могла принести плодов?

Некоторая ясность в этом вопросе появляется, если мы обратимся к истории описанной евангелистом Иоанном: "...ученики просили Его, говоря: Равви! ешь. Но Он сказал им: у Меня есть пища, которой вы не знаете. Посему ученики говорили между

Следует заметить, что, если Евангелия отличаются по какому-либо параметру, то это отличие обычно удается обнаружить не в одном, а в нескольких разных вариантах, что, естественно, намного увеличивает достоверность находки. Посмотрим, например, где мы еще можем найти указание на начало или конец дела.

В Евангелии от Иоанна рассказано о том, как Христос на Тайной Вечери умыл своим ученикам ноги (Ин. 13,1-15). Обычно мы рассматриваем этот эпизод как урок высочайшего смирения, который Христос преподал Своим ученикам. Но только ли здесь нравственный урок и ничего более? Почему тогда на, казалось бы, естественный протест Петра Господь отвечает очень строго: "если не умою тебя, не имеешь части со Мною" (Ин. 13,8)? Ответ мы найдём несколько далее. Когда Петр просил омыть не только ноги, но и руки и голову, Иисус отказался и ответил: "омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь" (Ин. 13,10). То есть здесь присутствует указание на то, что омовение ног завершает общее омовение. Упоминание о конце мы встречаем и немного ранее, когда, как сказано, Иисус "явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их" (Ин. 13,1).

Как каждое дело, очищение тела от грязи имеет своё начало и свой конец. Вначале начинают мыть голову, (Пётр просил умыть лицо) и заканчивают умовением ног. То есть голова - это символ начала дела ("главный" - он же "начальник"), а ноги, основание - это символ его завершения, исполнения. В нашей повседневной речи мы часто путаем, не различаем два очень важных, но, тем не менее, разных понятия: "главное" и "основное". Мы можем об одном и том же деле сказать: "это главное дело моей жизни", а можем также уверенно утверждать "это основное моё занятие". Как сеяние и жатва, хотя вместе и образуют одно дело, тем не менее, друг от друга отличаются вплоть до противоположности, также отличаются начало и конец, главное и основное.

Обратим теперь внимание на то, что у Матфея и у Марка женщина помазала драгоценным миром голову Иисуса (Мф. 26,6-13; Мк. 14,3-9), а у Луки и Иоанна - ноги (Лк. 7,36-50; Ин. 12,1-8). Казалось бы, безусловно, речь идёт, как минимум, о двух разных событиях. Однако как много в них общих деталей, которые наталкивают на мысль, что эти случаи связаны друг с другом, образуя некое единство. Кроме того, в Евангелии от Луки есть эпизод, в котором Симон фарисей соблазнился тем, что Иисус позволяет прикасаться к себе грешнице. Вот что отвечает ему Христос: "Я пришёл в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал; а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла. Ты целования Мне не дал; а она, с тех пор как Я пришёл, не перестаёт целовать у Меня ноги. Ты головы Мне маслом не помазал; а она миром помазала Мне ноги... " (Лк. 7,44-46). Ноги, ноги, ноги... Акцент, сделан столь выразительно, что просто требует обратить на себя внимание.

Если исходить из символики: "голова" - начало, "ноги" - конец, то мы вновь получаем указание на то, что два первых Евангелия относятся к начальному этапу истории Церкви, а два вторых - к завершающему. Подтверждение этому находим в двух Евангелиях, соответствующих периодам, когда света нет: "полночи" и "пению петухов". Во-первых, у Марка: "Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия" (Мк. 1,1). Во-вторых, у Луки: "...рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твёрдое основание того учения, в котором был наставлен". (Лк. 1,3-4).

Вернемся теперь к притче о талантах (Мф. 25,14-30) и притче о минах (Лк. 19,11-27). В первой человек, который не получил прибыли для своего господина зарыл свой талант в землю, а во второй положил в платок. Если предположить, что эти подробности не случайны, то можно интерпретировать происшедшее следующим образом. Как ноги, так и земля, указывают нам на основание, на конец дела. Тогда человек, зарывший свой талант в землю, сделал ни что иное, как попытался завершить дело, не успев по-настоящему начать; попытался совершить жатву тогда, когда было время сеяния.

Наоборот, платок, в соответствии с Евангельскими свидетельствами указывает на голову - начало. Так в истории воскрешения Лазаря "лице его было обвязано платком" (Ин. 11,44); после Воскресения Христа Петр видел во Гробе "плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий" (Ин. 20,7). Тогда та подробность, что человек, завернул свое богатство в платок, будет означать, что он попытался сеять (начало) тогда, когда нужно было жать. Как это похоже на современных неофитов, которые, почерпнув лишь крупицу из сокровищницы Церкви, вместо того, чтобы самим лучше понять полученное и самим исполнить, торопятся "сеять" - обращать в свою веру других людей.

Вернемся теперь к другому отличию притчи о талантах от притчи о минах, а именно, к тому, что в период "вечера" дается кому-то много, а кому-то мало (притча о талантах), тогда как в период "пения петухов" дано всем поровну (притча о минах). Оказывается, отличие двух Евангелий по этому параметру просматривается и в других местах. Так, у Матфея пастырь, отправляясь искать заблудшую овцу, оставляет остальных "в горах" (Мф. 18,12), а у Луки "в пустыне" (Лк. 15,4). У Матфея известную "нагорную проповедь" Иисус произносит, очевидно, на горе, тогда как у Луки подобную проповедь Он говорит "на ровном месте" (Лк. 6,17). Да и сказана она в последнем случае уже не избранным ученикам, а всем людям.

Что могут означать эти особенности двух Евангелий? - Упоминание о пустыне и о ровном месте мы встречаем у пророка Исайи: "Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте в степи стези Богу нашему; всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими; и явится слава Господня, и узрит всякая плоть спасение Божие" (Ис. 40,3-5). Это место цитируется у Луки (Лк. 3,4-6) в связи с той задачей, которую предстояло выполнить Иоанну Крестителю. Именно он, подготавливая путь Господу, должен был неровные пути сделать гладкими. Возвращаясь теперь к сравнению двух Евангелий и соответствующих им периодов жизни Церкви, мы можем сделать вывод, что к моменту "пения петухов" труд Иоанна Крестителя оказывается завершённым. Пути Господу сделаны прямыми.

Многочисленность проявления в различных обстоятельствах одной идеи или одной и той же сущности свидетельствует, по видимости, об их значимости, "масштабности". В связи с этим интересно то, что идея взаимосвязи четырех Евангелий в скрытом виде присутствует уже в Ветхом Завете. И не только там. Соответствие этой идее автор обнаружил, по крайней мере, в трех житиях христианских святых.

Начнем с Ветхого Завета. В книге пророка Аггея, имя которого означает "праздничный" есть четыре обращения Бога к пророку. Попробуем сопоставить эти четыре обращения с четырьмя Евангелиями. Вот как они начинаются:

1) "Во второй год царя Дария, в шестой месяц, в первый день месяца, было слово
Господне через Аггея пророка..." (Аг. 1,1)

2) "В седьмой месяц, в двадцать первый день месяца, было слово Господне через
Аггея пророка ..." (Аг. 2,1)

3) "В двадцать четвёртый день девятого месяца, во второй год Дария, было слово
Господне через Аггея пророка..." (Аг. 2,10)

4) "И было слово Господне к Аггею вторично в двадцать четвёртый день
месяца..." (Аг. 2,20)

Из этих четырёх обращений первые три начинаются с даты, а потом говорится о том, что было слово Господне через Аггея. В последнем же случае вначале говорится, что было слово к Аггею, и лишь потом говорится о том, когда оно было сказано. Как это напоминает первые строки четвёртого Евангелия от Иоанна: "В начале было Слово..." (Ин. 1,1)

Полностью дата приведена лишь в первом и третьем обращении Бога к пророку, причем в двух этих случаях последовательность, в которой упомянуты год, месяц и число

противоположная. Соответственно в первом (Мф.) и третьем (Лк.) Евангелиях мы находим два родословия Христа, приведенные также в противоположном хронологическом порядке.

На этом соответствия не заканчиваются. В третьем слове Господа к Аггею есть такое место: "... обратите сердце ваше от сего дня и назад, когда ещё не был положен камень на камень в храме Господнем. Приходили бывало к копне, могущей приносить двадцать мер, и оказывалось только десять; приходили к подточилию, чтобы начерпать пятьдесят мер, а оказывалось только двадцать". (Аг. 2,15-16) Третье обращение соответствует у нас Евангелию от Луки. Именно в нём мы обнаруживаем притчу о неверном управителе, в которой последний прощает должнику пятьдесят мер масла и двадцать мер пшеницы. Интересное совпадение! Похоже, в двух случаях говорится об одном и том же - о прощении, через которое человек может "получить" двадцать мер пшеницы и пятьдесят мер масла, однако, как оказывается, реально получает лишь десять мер пшеницы и двадцать мер масла.

Соотношение полученного и недополученного в одном случае равно один к одному, а в другом два к трем. Замечательно, что именно о таком разделении говорят Евангелия: "тогда двое будут на поле: один берётся, а другой оставляется; две мелющие в жерновах: одна берётся, а другая оставляется" (Мф. 24,40-41) и "отныне пятеро в одном доме станут разделяться, трое против двух и двое против трёх" (Лк. 12,52).

Заметим теперь, что люди получали менее чем ожидали тогда, "когда еще не был положен камень на камень в храме Господнем". Но не находятся ли эти два явления в причинно-следственной связи друг с другом, т.е. не связан ли недостаток именно с тем, что в храме еще "не положен камень на камень "? Вот что, например, сказано в первой главе: "Ожидаете многого, а выходит мало; и что принесете домой, то Я развею. - За что? говорит Господь Саваоф: за Мой дом, который в запустении, тогда как вы бежите, каждый к своему дому ". (Аг. 1,9).

Если возможность получить "потерянное" связана со строительством храма, то интересно посмотреть, что в книге пророка Аггея об этом строительстве сказано. Почти дочитав пророчество до конца, мы узнаем, что храм был основан двадцать четвертого числа девятого месяца (Аг. 2,18). Тут же мы встречаем призыв обратить сердце наше от сего дня назад. Но, обратившись назад, мы обнаруживаем, что работы по строительству храма начали производить в двадцать четвертый день шестого месяца (Аг. 1,14-15). Получили странную вещь. Мы привыкли к тому, что строительство начинается с закладки основания, а здесь строительство началось на три месяца раньше, чем храм был основан.

Парадокс этот, тем не менее, легко разрешается в предположении, что два камня, о которых упоминает пророк (Аг. 2,15) - это не что иное, как "главное" и "основное" и последовательность их появления именно такова: в начале появляется "главное" и лишь затем появляется "основное" и первый камень полагается на второй. Подтверждение этому мы находим в том, что вначале в Евангелиях от Матфея и от Марка женщина помазывает миром голову Иисуса, а затем в Евангелиях от Луки и Иоанна - ноги. На ту же последовательность - от главного к основному указывает и подробность, упомянутая Евангелистом Иоанном при описании хитона Господа: "хитон же был не сшитый, а весь тканный сверху". (Ин. 19,23)

Казалось бы, все это мелочи. Но они могут быть связаны с одним очень важным обстоятельством. В Евангелиях мы встречаем два выражения, между которыми обычно не проводим никакого различия, это: "Царство Небесное" и "Царствие Божие". Первое встречается только в Евангелии от Матфея, второе - у всех Евангелистов, но преимущественно у Луки. В конечном итоге "Царствие Божие" - это и есть тот Храм Господень, который с Божией помощью должен построить человек. Начинается Его строительство с "Царства Небесного", а завершиться должно тем, что воля Отца нашего Небесного будет "на земле, как на небе"(Мф. 6,10).

Двадцать четвертый день девятого месяца Аггеем выделен особо. Во-первых, в этот день Бог обращался к пророку дважды. Этот факт может означать глубинную внутреннюю связь между третьим и четвертым обращениями. Соответственно, также, по-видимому, тесно связаны друг с другом периоды "пение петухов" и "утро", с одной стороны, и Евангелие от Луки и Евангелие от Иоанна, с другой. Сравнивая эти Евангелия, мы обнаруживаем их, в определенном смысле, дополнительность друг к другу. Так, если у Луки и других синоптиков Христа предает в руки врагов Иуда, то у Иоанна Господь Сам выходит навстречу воинам, Сам предает Себя в их руки. У Луки при входе в Иерусалим осленка ко Христу приводят ученики (Лк. 19,28-36), а у Иоанна Господь опять же Сам находит осленка и Сам садится на него (Ин. 12,14). То есть речь может идти об одном и том же, но как бы с двух точек зрения. Там где у Луки действуют люди, у Иоанна главным действующим лицом является Сам Господь.

Двадцать четвёртый день девятого месяца имеет для нас особое значение также в связи с тем, что о нём Бог сказал: "Доселе ни виноградная лоза, ни смоковница, ни гранатовое дерево, ни маслина не давали плода; а от сего дня Я благословлю их" (Аг. 2,19). Но только ли о плодах обыкновенных земных деревьев сообщает нам это обетование или здесь сказано нечто гораздо более для нас значимое? Предположим, что упомянутые четыре дерева обозначают четыре Евангелия. Соответствие будет следующее: Матфей - виноград; Марк - смоковница; Лука - гранатовое дерево; Иоанн - маслина. Тогда, принимая это предположение, мы получаем вывод, что, начиная со времени, соответствующего третьему обращению Бога к Аггею (период "пения петухов") Евангелия начинают "плодоносить", т.е. открывать новый, сокрытый до этого смысл.

Посмотрим теперь, насколько наше предположение сопоставить четыре упомянутые дерева четырём Евангелиям является обоснованным. Прежде всего, оказывается, что эти четыре дерева упоминаются в обетовании, данном Богом народу Израиля после того, как Моисей вывел его из Египта: "Ибо Господь, Бог твой ... ведёт тебя в землю, где пшеница, ячмень, виноградные лозы, смоковницы и гранатовые деревья, в землю, где масличные деревья и мёд" (Втор. 8,7-8). В предположении соответствия четырёх Евангелий четырём деревьям, это обетование фактически означает обещание Нового Завета. Интересно при этом, что, как синоптические Евангелия стоят обособлено от Евангелия от Иоанна, так и при перечислении растущих в обетованной земле деревьев маслина отделена от всех остальных. Далее, как мы знаем, когда израильтяне подошли к земле обетованной, туда были посланы разведчики. Вернулись они оттуда с такой добычей: "срезали там виноградную ветвь с одною кистью ягод и понесли её на шесте двое; взяли также гранатовых яблок и смокв" (Числ. 13,24) То есть упоминаются только первые три дерева. Нет маслины - Конца - Царствия Божия, в Котором смысл Слова открывается во всей своей полноте, а не прикровенно в притчах. Люди не вкусили плодов Царства (плодов маслины и мёда) и в результате у них не хватило сил и решимости исполнить волю Божию и завоевать обещанную им землю.

В предположении соответствия четырёх деревьев Евангелиям, эта же история может иметь ещё одну интерпретацию. В соответствии с Преданием нашей Церкви, каждому из евангелистов сопоставляется одно из четырёх животных - шестикрылых серафимов, которых описывает в своём Откровении Иоанн Богослов: "И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лицо, как человек, и четвёртое животное, подобно орлу летящему. И каждое из четырёх животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей ..." (Откр. 4,7-8). Плоды трёх деревьев, которые принесли лазутчики из земли обетованной, соответствуют, в таком случае, лишь трём из четырёх шестикрылых серафимов. Число же составленное из трёх шестёрок - это известное нам число шестьсот шестьдесят шесть. И означает оно в этой интерпретации - отказ людей идти в своём понимании Слова Божия до конца. Результат, как мы знаем, таков, что никто из испугавшихся завоёвывать землю обетованную, в неё не вошёл, а умер в пустыне во время сорокалетнего путешествия по ней.

Сопоставим теперь сказанное с историей из жития святого Иоанна Милостивого (память 12 ноября ст. ст.):

"Однажды, когда святый Иоанн шел в больницу навестить больных (что он делал в течение недели дважды или трижды), его встретил какой-то странник, который просил милостыню. Иоанн приказал слуге дать встретившемуся страннику шесть серебряных монет. Взяв монеты странник удалился. Но потом, желая испытать щедрость святого, он переменил не себе одежду и, отправившись по другому пути, снова встретил блаженного Иоанна и умолял его:

- "Помоги мне, господин, бедному пленнику".

Иоанн вторично приказал дать ему шесть серебряных монет. Слуга тихо заметил патриарху:

- "Владыко, ведь это - тот самый нищий, который раньше получил шесть
серебряных монет ".

Но патриарх, притворившись, как будто не слышит этого замечания, снова повторил повеление подать просящему шесть монет. Странник, вторично получив милостыню, снова переоделся и иною дорогою встретил патриарха и в третий раз просил у него милостыни. Слуга опять сказал патриарху:

- "Владыко! Тот, который в первый и второй раз взял у тебя по шести
серебряных монет, теперь просит в третий раз"

Тогда блаженный отвечал слуге:

- "Подай ему двенадцать монет, не Христос ли это искушает меня?

Здравый смысл в образе слуги подсказывает: "тебя пытаются обмануть, не поддавайся на обман, не давай милости обманщику!". Но истинная мудрость, кажущаяся на первый взгляд безумием, догадывается, что испытание это от Бога и дает не только то, что просят, но и более ожидаемого Если бы Иоанн на третью просьбу дал только то, что от него ждали, нищий получил бы три раза по шесть серебряных монет - те же три шестерки, символизирующие вершину человеческой мудрости и человеческого милосердия. Но Богу нужно большее: "кесарево кесарю, а Божие Богу" (Мф. 22,21; Мк.12,17; Лк. 20,25) - нужно, чтобы человек совершил поступок достойный Бога. В этом смысле, например, если человек отказывается быть участником дела воскрешения мертвых - дела, которое должен совершить Бог, - то он может так и остаться на уровне "трех шестерок".

Если каждые из шести серебряных монет сопоставить с одним из Евангелий и с одним из периодов, то мы вновь получаем, что два последних Евангелия и два последних периода, т.е. "пение петухов" и "утро" очень тесно связаны друг с другом, вплоть до того, что представляют собой единство. Эту же идею связи божественного и человеческого поддерживает и история о том, как Господь заплатил подать на храм. В ней Иисус говорит Петру: "...пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми; и, открыв у ней рот, найдешь статир; возьми его, и отдай им за Меня и за себя" (Мф. 17,27). Плата за двоих дается одной монетой.

Продолжим перечень интересных находок, обнаруженных автором в житийной литературе. В житии равноапостольного Аверкия (память 22 октября ст. ст.) описывается эпизод, в котором святой, путешествуя в Рим, влил в одни мехи вино, воду, уксус и масло. Когда ему было нужно, он мог извлечь из мехов любую жидкость. Однако, когда без его благословения то же пытался сделать его ученик, у него ничего хорошего не получилось -вытекали все четыре жидкости сразу. Затем ученик покаялся и Аверкий сделал так, что вновь из мехов он мог наливать именно то, что ему нужно. Взятая сама по себе эта история не слишком-то интересна, да и описанное в ней чудо представляется довольно бессмысленным.

Другое дело, если мы взглянем на нее с точки зрения сопоставления четырех Евангелий. Картина в этом случае представляется следующей. Четыре жидкости -содержание четырех Евангелий. Это содержание дано нам, с одной стороны, как бы в одном сосуде - все четыре Евангелия обычно входят в состав одной книги. С другой стороны, каждое Евангелие все же представляет собой самостоятельное произведение. Содержание не смешивается до тех пор, пока чтение совершается по благословению Удерживающего (таково значение латинского имени Аверкий). Тем не менее, если нас интересует только то, что написано и не интересует где написано и почему именно там, такое смешение затем все же происходит. Чтобы сформировался третий подход к чтению Евангелий, требуется предварительно осознать тот факт, что мы, смешав содержание Евангелий, что-то сделали неправильно. Лишь после этого содержание каждого из Евангелий вновь может обрести самостоятельную ценность.

Сказанное обретает еще большую значимость в сопоставлении с тем, о чем рассказано в житии Георгия Победоносца (память 23 апреля ст. ст.):

"В стране Пафлагонской, в городе Амастриде ... была церковь святого Георгия древнейшего времени, очень маленькая с самого начала. Она уже обветшала и готова было вот-вот упасть, и не находилось никого, кто бы или другую, новую построил или эту ветхую поправил или обновил. Так и опустела та церковь, стоявшая, по недостатку тамошних жителей, в небрежении. В ней-то и случилось такое чудо. Там собирались дети и играли в свои игры. Был же среди них один мальчик, которого всегда побеждали прочие и над которым насмехались. И мальчик, очень страдая от этих издевательств, обратил очи свои к церкви святого Георгия и просил: "Святой Георгий! Помоги и мне победить, а я принесу тебе в церковь вкусный пирог". И тотчас начал он одолевать прочих детей в играх, победил раз и другой, и много раз оказался сильнее других. Тогда он пошёл к матери своей и сказал, что обещал в дар святому пирог; и очень просил её о пироге, чтобы исполнить свой обет святому Георгию. Чадолюбивая мать, к тому же особо почитавшая мученика, скоро исполнила просьбу ребёнка и дала ему пирог, вкусный и тёплый. Он же, принеся пирог в церковь, положил перед алтарём и, сотворив поклон, ушёл.

В это время проходили милю четыре купца. Они вошли в церковь поклониться святому Георгию, и нашли прекрасный пирог, ещё тёплый и испускающий благовонный пар. И говорили купцы меж: собой: "Не нужен этот пирог святому, давайте съедим его, а вместо него положим фимиам. И когда они съели пирог и хотели выйти из церкви, то не могли найти церковных дверей, ибо двери им казались стеною. И так как не могли они выйти, то положили ещё по серебрянику, но всё равно не вышли. Тогда положили они золотую монету и, помолившись святому, чтобы дал им выход, снова потерпели неудачу, поражённые слепотою. Наконец все четверо положили по золотому и стали горячо молиться, и тогда обрели выход, ибо обнаружили, что двери церковные открыты, и можно пройти беспрепятственно. Эти-то золотые и серебряники положили начало сборам на обновление той церкви, ибо слух о чуде прошёл по всей стране, и многие благочестивые люди, давая достаточно золота и серебра, основали новую большую каменную церковь, украсили её благолепно и приобрели необходимую утварь. И совершались в той церкви чудеса преславные во славу Христа Бога, в похвалу же святого великомученика Георгия ".

Предположим, что четыре купца - это четыре евангелиста или четыре Евангелия. Вначале за съеденный пирог они оставляют Георгию фимиам, а затем платят деньги. Вряд ли будет большой натяжкой, если в этом фимиаме мы увидим образ Духа Святого, а в деньгах, которые купцы дают Георгию - то смысловое богатство, которое мы можем получить при прочтении четырех Евангелий. Каждое из Евангелий - это самостоятельное повествование о главных событиях жизни Иисуса и о Его учении. Если мы будем читать любое из них независимо от остальных, мы получим "серебряную монету", а поскольку Евангелий четыре, мы, соответственно, получаем четыре серебряника.

Затем, когда мы имеем на руках все четыре Евангелия, мы можем их читать, сопоставляя друг с другом. Тут же выявляется множество различий, а в некоторых случаях обнаруживаются даже противоречия. Естественная реакция - привести все содержание четырех Евангелий к некоему согласию. Появляется Согласование Евангелий, в котором противоречия и разногласия в максимальной степени устранены. Это одна "золотая монета".

Однако оказывается, что более всего - четыре золотых - купцы дают в третьем случае. Разногласия и проблемы, которые обычно воспринимаются нами как угроза целостности нашей веры, в этом случае становятся источником такого смыслового богатства, которое, если мы сможем его обрести, позволит нам достичь единства и согласия как друг с другом, так и с самими собой.

Как в книге пророка Аггея. так и в приведенном отрывке из жития Георгия Победоносца речь идет о восстановлении храма. И, конечно, это совпадение не случайно, ведь и Господь, когда говорил о своей смерти и Воскресении, сказал следующее: "разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его" (Ин. 2,19).

Не случайно также и появление истории с четырьмя купцами именно в житии Георгия Победоносца. Дело в том, что человек и до грехопадения должен был возделывать и хранить сад Едемский (Быт. 2,15), и после был выслан из этого сада "чтобы возделывать землю, из которой он взят" (Быт. 3,23). То есть человек изначально по своей сути - земледелец. Имя Георгий как раз и означает "земледелец". С другой стороны, если мы обратимся к Откровению Иоанна Богослова, там, где Христос обращается к семи церквям, то обнаружим, что все обетования даны там "побеждающему".

На этой не случайности хотелось бы остановиться. Когда обнаруживаешь множество параллелей и соответствий в таких, казалось бы, достаточно сильно удаленных друг от друга источниках как Ветхий Завет, Новый Завет и жития святых, то трудно не увидеть в этих соответствиях действие одного координирующего Разума. Если нас восхищает, допустим, красота и согласованность движений танцора или гимнаста, то мы ничуть не сомневаемся, что эта согласованность движений отдельных частей тела возникает не сама по себе, но благодаря тому, что и руки, и ноги, и все тело подчинены одной голове. Также и с четырьмя Евангелиями. Мы точно знаем, что они писались разными людьми и, казалось бы, независимо друг от друга. Однако, когда обнаруживается их глубинная связь друг с другом, то это, если и не является "доказательством", то уж, по крайней мере, является очень весомым доводом в пользу убеждения в святости Евангелий.

Мы привыкли к тому, что наш трезвомыслящий и критический разум очень часто заставляет нас сомневаться в том, что мы имеем дело со святыней. В данном же случае ситуация получается обратная. Попытка представить себе, что четыре Евангелия в их глубинной связи друг с другом написаны человеком, заканчивается полным провалом. Тот Разум, присутствие которого обнаруживается в так замечательно согласованных друг с другом текстах Евангелий, не может быть разумом не только простого человека, но даже и величайшего гения. Он неизмеримо выше! Поэтому, если мы не хотим погрешить против истины, мы должны сделать вывод, что через Священное Писание и Предание (жития святых относятся к Преданию Церкви) с нами говорит Бог.